Едва ли она станет аккомпанементом для жесткого спаривания. Может, после спора они просто разошлись по комнатам?
Джон подкрался к комнате Кормии и прислушался. Тишина. Хотя из комнаты в коридор тянулся сочный, цветочный аромат.
Решив, что не навредит Кормии, если просто зайдет и проверит, в порядке ли она, он тихо постучал костяшками по двери. Ответа не последовало, и он просвистел.
— Джон? — спросила она.
Он открыл дверь, предположив, что это значило…
Джон застыл.
Кормия лежала на кровати в куче смятых простыней и одеял. Она была обнажена, и лежала спиной к двери, а на внутренней поверхности ее бедер… была кровь.
Она подняла голову и оглянулась из-за плеча, а потом быстро прикрыла себя.
— Дева Славная!
Пока она натягивала одеяло до шеи, Джон стоял, как вкопанный, его мозг пытался осмыслить произошедшее.
Он причинил ей боль. Фьюри причинил ей боль.
Кормия покачала головой.
— О… черт.
А Джон все моргал и моргал… перед глазами стоял он, юный, на той грязной лестничной площадке после всего совершенного с ним.
На его бедрах тоже была кровь.
Должно быть, что-то на его лице чертовски сильно напугало Кормию, потому что она потянулась к нему.
— Джон… о, Джон, нет… Я в порядке… Все нормально… поверь, я…
Развернувшись, Джон хладнокровно вышел из ее комнаты.
— Джон!
Тогда он был маленьким и беспомощным, и он не мог отомстить своему насильнику. Сейчас, преодолевая десять футов до двери Фьюри, он был в состоянии сделать что-то относительно своего прошлого и настоящего Кормии. Сейчас он был достаточно большим и сильным. Сейчас он мог постоять за кого-то, кто оказался во власти более сильного.
— Джон! Нет! — Кормия вылетела из своей комнаты.
Джон не постучал. Нет, было уже не до стука. В эту секунду его кулаки предназначались не для дерева. А для плоти.
Распахнув дверь в комнату Фьюри, он обнаружил Брата, сидящим на кровати с косяком во рту. Когда их глаза встретились, на лице Фьюри отразились чувство вины, боль и сожаление.
И это все решило.
С беззвучным криком, Джон бросился через комнату, и Фьюри не сделал абсолютно ничего, чтобы остановить атаку. Даже наоборот: Брат открылся для ударов, откинувшись на подушках, когда Джон принялся колотил его в челюсть, глаза, подбородок, снова и снова.
Кто-то кричал. Женщина.
Забежали люди.
Крики. Много криков.
— Что за херня? — проревел Роф.
Джон не слышал ничего из происходящего вокруг. Он сосредоточился на превращении Фьюри в мясо. Брат больше не был его учителем или другом, он стал животным, насильником.
Кровь залила простыни.
Вот он, вашу мать, честный обмен.
В конце концов, кто-то оттащил Джона… Рейдж, это был Рейдж…. И Кормия подбежала к Фьюри. Но он отстранился от нее, откатившись в сторону.
— Господи Иисусе, вашу же мать! — закричал Роф. — Может остановимся на этом?!
Опера на заднем плане диссонировала с развернувшейся трагедией. Величавая красота музыки создавала дисгармонию с искалеченным лицом Фьюри, бешеной яростью Джона и слезами Кормии.
Роф повернулся к Джону.
— Что, черт возьми, на тебя нашло?
— Я заслужил это, — сказал Фьюри, вытирая разбитую губу. — Я заслужил это и даже больше.
Голова Рофа резко повернулась в сторону кровати.
— Что?
— Нет, не заслужил, — вмешалась Кормия, сжимая края своей мантии у шеи. — Это было согласованно.
— Нет, не согласованно. — Фьюри покачал головой. — Нет.
Король напрягся всем телом. Низким, жестким голосом, он спросил у Избранной:
— Что было согласованно?
Когда собравшаяся в комнате толпа переводили взгляды с одного на другого, Джон не отрывал глаз от Фьюри. В случае если хватка Рейджа ослабнет, Джон снова накинется на Брата. И неважно (и не имеет значения), кто стоит в первых рядах ринга.
Морщась, Фьюри медленно сел, его лицо уже начало опухать.
— Не лги, Кормия.
— Последуй своему собственному совету, — отрезала она. — Праймэйл не сделал ничего плохого…
— Кормия, это чушь собачья! Я взял тебя силой…
— Ты не…
Кто-то снова начал спорить. Даже Джон вступил в дело, губами ругая Фьюри, и напрягаясь под убойной массой Рейджа.
Роф потянулся к столу, поднял тяжелую хрустальную пепельницу и запустил ее в стену. Стекло разлетелось на тысячи осколков, оставив на штукатурке вмятину размером с человеческую голову.
— Я сделаю тоже самое со следующим, кто скажет еще хоть одно долбанное слово, усекли?
Все разом умолкли. И не открывали ртов.
— Ты… — Роф указал Джона. — Уходи отсюда, пока я разбираюсь в проблеме.
Джон покачал головой, не беспокоясь о пепельнице. Он хотел остаться. Ему нужно было остаться. Кто-то должен защитить…
К нему подошла Кормия и взяла за руку, крепко ее сжимая.
— Ты — достойный мужчина, и я знаю, ты уверен в том, что защищаешь мою честь, но взгляни в мои глаза и узри правду о том, что произошло.
Джон посмотрел на Кормию. В ее лице читалась грусть, больше похожая на горечь, какую испытываешь, когда находишься в печальном настроении. А также решимость и непоколебимость.
В ее взгляде не было страха. Душащего отчаяния. Ужасающего стыда.
Она не была в том же состоянии, что и он после насилия.
— Иди, — мягко сказала она. — Все в порядке. На самом деле.
Джон посмотрел на Рофа, который кивнул в ответ.
— Я не знаю, что ты видел, но я это выясню. Позволь мне разобраться с этим, сынок. Я буду справедлив в отношении Кормии. А сейчас все — вышли.